В лесу было тихо и прохладно. Дремали птицы, спал ветер, лишь ручеек-непоседа не знал покоя. День и ночь мчался он неугомонно вперед. Все, что попадалось ему на пути, увлекал он за собой вниз по мшистому горному склону, по узловатым корням деревьев и поросшим вереском кочкам. Он беспечно подхватывал ветки и мох, увядшие листья, песок, щебень и гальку, не спрашивая, хотят ли они следовать за ним. Лишь внизу, в долине, замедлял он свой стремительный бег, а мимо домика лесника проплывал тихо, спокойно и даже пытался казаться смирным и ласковым, но все же и тут было видно, как он торопится достичь заветной цели: моря и свободы. - Ах, эта счастливая, беспечная юность! – шептали друг другу кусты. – До чего же ты весел, бурный ручей! И ручей улыбался, послушно и безропотно, а в сердце его, скрытом в глубине, покоя не было: там все кипело и бурлило. Опустишь руку в воду – и сразу почувствуешь: сверху тепло, внизу холодно. Однажды тихой ночью испустил ручей такой тяжкий вздох, что его можно было услышать издалека. Но все спали. И только старая ель, опустившая корни в воду, слышала этот вздох – воспоминания юности не давали ей уснуть. Ель хотела наклониться, да не могла – она была слишком старая и утратила гибкость. - Ты почему вздыхаешь? О чем же это ты можешь печалиться, мой юный друг? – участливо спросила она. - Как же мне не печалиться, - с грустью отвечал ей ручей, - ведь я ни на что на свете не гожусь. - Кто это сказал? – удивилась ель. - Это все говорят, да, да, все, - отвечал ручей. – Говорят, что я мутный. Цветы жалуются, что не могут смотреть в меня, как в зеркало, а молодая жена лесника не желает даже полоскать пеленки малыша в моей воде. Лесные звери, что приходят на мой берег утолить жажду, убегают прочь, а вечерняя звезда, сияющая надо мной, бледнеет, отражаясь в моей мутной воде. О, я знаю, что ни на что не гожусь, что меня никто не любит. И ручей заплакал навзрыд, как плачут лишь в юные годы. - Бедняжка, - ласково сказала ель, - почему же ты позволяешь мутить свою воду? Почему принимаешь всякую грязь и сор, что встречаются тебе на пути? - Ах, что же я могу поделать! В моем доме, там, далеко, в горной расселине, так много сора, а ветер наметает его туда с каждым днем все больше и больше. Как же я могу быть чистым и прозрачным? - Можешь, - сказала ель, - если только сильно захочешь. Не давай тому, что встречается тебе на пути, пачкать себя! Избегай того, что несет грязь, питайся каплями дождя и росы! - Мне так тяжело, и никто не хочет помочь мне, - плакал ручей. - Ты забываешь обо мне! - Ты стара и не можешь понять меня! Твое дело поучать и судить, а любить ты не в силах. - Ты так думаешь? – сказала ель с тяжким вздохом. – А знаешь ли ты, что сердце может биться молодо и пылко, даже когда волосы поседели? Проживи с мое и узнаешь, что любовь всегда молода. Полно горевать, может, я все же сумею помочь тебе. Тут ель протянула одну из своих рук и опустила ее вниз к ручью. Она хотела показать ручью свою дружбу: под старой корой билось горячее сердце. Рука ели опускалась все ниже и ниже. Вдруг послышался сильный треск – старая толстая ветка сломалась и упала поперек ручейка. Ручей подпрыгнул так, что вода вспенилась и забурлила, но скоро успокоился и поплыл дальше. - Подумать только! – сказала жена лесника несколько дней спустя, - до чего чистым и прозрачным стал наш ручей, вот чудеса-то, мне даже охота искупать в нем своего карапуза. - Как это прекрасно! – шептали цветы. – Теперь мы можем глядеться в него. - Теперь можно освежиться чистой, прохладной водой, - говорили зайцы и белки и не спешили уходить с берега ручья. А вечерняя звезда, висевшая на макушке ели, любовалась своим отражением в воде. Видя и слыша все это, ручей весело мчался к своей цели – к морю и свободе, и сердце у него замирало от счастья. А ель стояла, купая корни в воде, как всегда спокойная и серьезная, и ласково глядела вниз на своего дорогого счастливого друга. Ведь это она своей сильной рукой замедлила дикий бег ручья, своими веточками и иголками она преградила путь щебню и мусору, пропуская лишь прозрачную, чистую воду. Догадывался ли об этом ручей? Был ли он благодарен ей за это?
